Утро следующего дня началось у меня с мини-совещания. Проходило оно дома у Димки с участием всего трех человек. И, по-моему, этого было вполне достаточно, так как размеры комнаты оставляли желать лучшего. На площади три на четыре метра были втиснуты огромная двуспальная кровать, шкаф и два мягких кресла с высокими спинками и подголовниками. Также в комнате имелся довольно современный компьютер, но он почему-то стоял на полу возле кресла. Как им пользоваться, я так и не поняла. Беспроводные клавиатура и мышка валялись рядом. Сам владелец компьютера объяснять ничего не стал по поводу странностей в интерьере. Димка напряженно сидел в кресле и следил за мной. Ему не давала покоя чашечка кофе в моих руках, которую он мне по глупости предложил. Я и не отказалась. И теперь пила, сидя на шикарном парчовом покрывале с кисточками на Димкиной кровати. Каждый раз, когда я, держа чашку двумя пальцами, склонялась над разложенными на покрывале фотографиями, напарничек нервно ерзал в кресле.
— Меланья, пожалей человека, — обратился ко мне Густав. — Ты его до инфаркта доведешь. Не видишь, что ли, он переживает за сохранность своего снобистского покрывала. — Густав занимал второе кресло и, в отличие от Димки, был полностью расслаблен и доволен жизнью.
Просьбе немецкого магистра я не вняла и продолжила доводить напарника опасными наклонами. Уж очень интересно было наблюдать, как он ерзает, пытаясь сохранить каменное выражение лица. К сожалению, растянуть это зрелище на более длительный срок не получилось — через два глотка у меня закончился кофе. Просить Димку принести еще одну чашечку было бесполезно. Это равносильно тому, что палач попросит у преступника предоставить ему какие-нибудь орудия для пыток — хотя бы клещи, гвозди, иглы. Тумбочка в комнате отсутствовала. Я огляделась по сторонам в поисках других твердых горизонтальных поверхностей помимо верха шкафа и, не найдя ничего подходящего, поставила пустую чашку прямо на пол возле кровати. Вставать и нести ее в кухню было лень. Напарник не стал ворчать по этому поводу, посчитав, наверное, что пустая чашка на полу безопаснее, чем я на кухне. По крайней мере, тут у меня нет доступа к новой порции кофе.
Я взяла с покрывала одну из фотографий, на которой мне понравился пейзаж, и перевернула ее тыльной стороной. «Пригород Херсона»- гласила надпись на ней, выведенная корявым Димкиным почерком с помощью гелевой ручки.
— Ты бы подписывал фотографии печатными буквами, — сделала я замечание напарнику. — Мне сложно разбирать твои каракули.
— Ой, извини, я и не знал, что ты неграмотная и понимаешь только печатные буквы, как первоклассница, — съязвил Димка, радуясь возможности выпустить пар. — И, между прочим, у тебя почерк тоже не идеальный. Твои подписи на фотографиях можно принять за секретную шифровку. Сплошные вертикальные и горизонтальные палочки и крючочки и никаких букв. Где там овалы от букв «а» и «о», я так и не понял. Каким образом даже их можно делать попеременно то квадратными, то прямоугольными, то треугольными, до меня не доходит.
— Зато читать так интереснее, — сообщила я.
— Кому как. Это ты читаешь, а я, можно сказать, угадываю.
— Ладно, ребята, хватит пикироваться. Лучше решите наконец, куда вы хотите отправиться. В пригород Херсона? — попытался перевести разговор в деловое русло Густав.
— Нет, — наотрез отказался от предложения Димка. — Я хочу в Курск.
— А в Тамбов не хочешь? — возмутилась я. — Чем тебя Херсон не устроил? Тем, что его пейзаж понравился именно мне?
— Вовсе нет.
— А по-моему, да!
— Нет!
— Стоп! — остановил нас Густав. — Куда вам отправиться, будете решать в другой раз, без меня. А сейчас я покажу вам, как телепортируются на место по фотографии на любом другом примере, и выберу сам!
Он схватил с покрывала ближайший к нему снимок. Там была запечатлена группа деревьев с памятником на переднем плане. Ничего особенного в этом памятнике не было. Просто плоская громадная плита с табличкой и надписями, прочитать которые не представлялось возможным. Даже не знаю, кому вообще пришло в голову фотографировать такую вещь. Никакой художественной ценности
она не представляла.
Густав перевернул фотографию и попытался прочесть надпись на ее обороте. Только сделать это оказалось не так-то просто.
— В общем, не знаю, где это место, но отправитесь вы туда, — твердо сказал Густав.
— Дай. — Я вырвала фотографию из его рук и присмотрелась к надписи. — Здесь же русским языком написано, что это Воронеж.
— По мне, так слова больше похожи на китайские иероглифы, а не на русский язык, — возразил Густав.
— Вот-вот, — согласился Димка, — полностью тебя поддерживаю.
— Ну вас, — обиделась я, — нормальный у меня почерк. По крайней мере, преподаватели в институте его понимают.
— Ага, или не хотят связываться с долгой и мучительной расшифровкой и ставят оценки наугад. Лишь бы их не заставляли тратить на это свое драгоценное время.
Я глазами поискала, чем бы запустить в нахального напарника, но, как назло, ничего подходящего не обнаружила. Откапывать из-под длинного покрывала подушку — долго, а кофейную чашку — жалко. Даже пресловутой тапки не было! Димка заставил нас с Густавом разуться в прихожей, но тапочек не выдал, а потому мы ходили босиком. Хорошо, что во всех комнатах были огромные мягкие ковры. Пока я сокрушалась над отсутствием метательных средств, Густав встал с кресла и начал объяснять принцип телепортации по фотографии. Разборки с напарником пришлось отложить.